37 лет назад была весна, цвели сады, мир пробуждался после зимних вьюг. Однако люди не успели в полной мере насладиться этим моментом – им пришлось спешно покинуть свои родные, несколькими поколениями обжитые места и отправиться в неизвестность, оставляя буквально все свое имущество.
Его необходимо было охранять от мародеров, чтобы техногенная чума с «облученных» вещей не распространились по всему Союзу. Милиционеры из разных уголков республики несли вахту в зоне: следили за общественным порядком во время отселения и охраняли покинутые дома.
Ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС старший инспектор отделения информационного обеспечения ОВД Мозырского райисполкома Иван Щербин рассказал, как это было, и поделился фотографиями того времени.
Белая Сорока
Вспоминать о морально тяжелых событиях прошлого сложно – это всегда страх, эмоциональный дискомфорт. А в нашем случае еще и стресс от вновь переживаемых моментов.
Иван Васильевич вспоминает, что слухи о том, что на Чернобыльской атомной станции произошла авария, начали ходить в конце апреля: «Однако официальной информации еще не было. В то время я был милиционером патрульно-постовой службы. Первого мая мы стояли в оцеплении на демонстрации, вечером того же дня нас всех построили во дворе райотдела, и руководство объявило о случившейся катастрофе. Сказали, возможно, будет отселение. Слухи в народе ходили и до этого, но первое официальное заявление прозвучало именно тогда».
А уже второго мая часть сотрудников была направлена в Брагинский РОВД, часть – в Наровлянский отдел для охраны общественного порядка при эвакуации деревень. Иван Васильевич был командирован в деревню Белая Сорока Наровлянского района, но пробыл там только три дня: дочка и жена попали в реанимацию, поэтому милиционера отозвали домой.
«Сельчане упаковывали по сумке вещей на каждого и садились в автобусы, – вспоминает Иван Васильевич. – Чтобы хоть как-то утешить, не разгонять панику, им говорили, что это не навсегда. Бесконечно тянулись и скотовозы: вывозили стада коров и лошадей. Помню, патрулируем мы уже отселенную деревню, пусто, темно, и тут видим: в одном доме горит свет, но двери при этом опечатаны. Милиционеры с разрешения начальства вскрыли дверь и погасили последнюю светящуюся в темноте лампочку. Дверь в дом снова забили досками. Особой паники в Белой Сороке не было. Люди искренне верили, что вернутся».
Слушая рассказ очевидца тех событий, невольно подумалось: а боялись ли сами работники ОВД радиации? Разве им не было страшно находиться на зараженной территории?
«Именно радиации мы не боялись, потому что мы не понимали, что она собой представляет и как воздействует на человека, стоит ли ее бояться. Была весна – пора цветения, желтая пыльца оседала в лужах, а народ грешил на стронций. Милиционеры прятали в целлофановые пакеты спички и сигареты, надеясь, что таким образом уберегут их от зловредных рентгеновских лучей, – объясняет ликвидатор. – Мы остерегались более осязаемых вещей. Ночью опасно было передвигаться. Мертвая тишина и опустение наводили жуть».
В том же мае Иван Щербин неделю дежурил на наровлянском перекрестке неподалеку от Мозырского НПЗ. Ликвидатор вспоминает, что по ночам оттуда шли автобусы и уборочная техника, а он проверял их с дозиметром: если прибор начинал трещать, разворачивал весь идущий транспорт назад, на мойку. А вот дорога в Украину для гражданских лиц была закрыта.
«Однажды ночью через пост пыталась прорваться семья из Припяти с двумя маленькими детьми. Они на время уезжали к родственникам в Гродно, а спустя несколько дней решили вернуться домой. Но пути туда уже не было. Как быть? Я знал, что гостиница в Мозыре переполнена, поэтому дал ключи от собственной квартиры и адрес. Они переночевали, а когда утром я пришел домой, то увидел на плите кастрюлю борща – благодарность за ночлег. А для дочки украинцы купили в ближайшем магазине игрушку-пингвиненка, которая стала для нее самой любимой. Сейчас такая взаимовыручка и доверие кажутся чем-то невероятным, но тогда это было в порядке вещей. Кстати, эта семья решила все-таки уехать в Гродно и там обосноваться».
Бабчин
С середины ноября по середину декабря 1986 года Иван Щербин был командирован в деревню Бабчин Хойникского района. Разместили работников милиции в здании уже пустующей школы.
«Мы были в составе сводного отряда УВД Гомельского и УВД Минского облисполкомов. Задача была поставлена четкая: обеспечивать сохранность имущества и охрану общественного порядка. Без сложностей, правда, не обходилось. Проблемы нам доставляли так называемые «партизаны» – прибалтийские призывники-резервисты, которые проникали в зону и несли оттуда все, что могли унесли: железные ложки, картины, часы… Помню, я дважды таких «несунов» задерживал. А еще, бывало, поднимается ветер, несет пыль с полей, а дозиметристы в это время делают замеры и кричат нам, чтобы прятались в укрытие: уровень излучения подскочил. Тогда мы забегали в здание опустевшей библиотеки или сельского клуба и пережидали».
По воспоминаниям нашего собеседника, товары в магазинах оставались нетронутыми, как и колхозная техника. Однако в некоторых домах стекла были всё же выбиты. По окрестностям скитались брошенные домашние животные, особенно много было собак. В них как раз и заключалась еще одна сложность: осень, погода сырая, темнеет рано, а вокруг – стаи бродячих голодных собак.
«После эвакуации вся живность осталась, вот собаки и сбились в стаи. Это сейчас у милиционеров палки резиновые, газовые баллончики, а тогда же ничего такого не было. Вооружались вилами, лопатами – и вот так ночь патрулировали. Опасно было ходить без ничего, когда вокруг голодные собаки бегают, – вспоминает Иван Васильевич. – Помню, было начало декабря, снег уже выпал, мороз, а озеро не замерзает – на нем тысячи уток и гусей плавают, а собаки по берегу вокруг ходят, но в воду сунуться не решаются».
А еще Ивану Васильевичу запомнились две сестры, пожилые сельчанки, которые наотрез отказались уезжать. Одна ухаживала за другой, лежачей. По возможности помогали им: кололи дрова, делились продук-
тами – паек был хороший.
* * *
Эти воспоминания – одни из тысяч подобных. Они накануне и особенно в день катастрофы тревожат душу. Молодым людям, родившимся в конце 80-х годов, остается только представлять, каково это – бросить буквально все и уехать в неизвестность, спасая себя и детей.
Внимательно заглядывая в глаза повествующего свою историю, можно увидеть тоску, боль, страх. Эти чувства Иван Васильевич, как и другие ликвидаторы, пронес через всю свою жизнь. Такое больше не должно повториться!
Это факт!
В Мозырском районе проживают 972 ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС.
Споведзь
З нагоды 37-й гадавіны
аварыі на ЧАЭС
Не забыць мне нiколi той дзень…
Kpacaвiк. Дваццаць шостае.
Ранiца.
Калi з неба на землю паў цень
Ад нябачных аблок радыяцыi.
Нечакана. Нiхто i не ведаў.
I цяпер нават з цяжкасцю
верыцца,
Што рэакцыя мiрнага атама
Kaтастрофай такою абернецца.
Гора бачыла многа зямля
Беларуская, нашая родная:
Былi голад, пажары, вайна,
А тут з’ява неверагодная.
Не пачуеш, не ўбачыш яе
I не возьмеш у рукi, каб збавiцца:
У зямлi, у паветры, у вадзе –
Па краiне маёй распаўзаеццa.
Kaлi ўчора паўднёвы ўсход –
Гэта край прыгожы,
жыццярадасны,
То зараз нават праз дзясяткі
год –
Рэгiён aпyсцелы i жудасны.
Страшна вельмi, аж слёзы
з вачэй,
Не вайна гэта i не пажарышча.
Едуць людзi: «Вярнемся
яшчэ» –
Пакiдаюць абжытыя селiшчы…
І як не шкада родны кут,
Наўрад туды хтосьці аб’явiцца,
Aдзiнокiмi cталi наўкруг
Вёскi ў тую красавiцкую paнiцy.
Радзiн, Уласы, Масаны, Сiнцы,
Краснаселле, Малочкi,
Хвашчоўка,
Бабчын, Тульгавiчы i Ламачы,
Гнедзенка, Кажушкi,
Баршчоўка…
…Не забыць мне нiкoлi той
дзень.
Кpacaвiк. Дваццаць шостае.
Paнiцa.
Ён i сёння бядою людзей,
Болем у сэрцы маім адгукаецца.
Аўтар Miкалай БОРДАК.
Ольга ЛАСУТА.
Фото автора и из личного архива героя материала.
