Сильнее мучений и страданий.
19 марта 1944 года Красная армия освободила узников этого концлагеря. В Озаричах, где не было крематориев и газовых камер, погибло по официальным данным 13 тысяч человек – не самая ужасающая цифра жертв преступления против человечности Второй мировой войны. Но по изуверству, гнусности, цинизму, с каким здесь осуществлялось истребление белорусского народа, его смело можно отнести к числу самых жестоких концлагерей, в котором мирное белорусское население: женщин, стариков и детей – решили использовать в качестве «живого щита» и бактериологического оружия.
«И смерть, и ад со всех сторон…»
«И, пусть мы были маленькими очень, мы тоже победили в той войне». Так может сказать о себе и своих братьях и сестрах Татьяна Антоновна Тетеринец, ставшая невольным участником тех трагических событий.
«Я родилась в декабре 1937 года, жили мы в деревне Дуброва – это Колковский сельсовет Петриковского района. От нас до Озаричей примерно 25 километров, – рассказывает Татьяна Антоновна. – Папа ушел на фронт, ну а нам куда было деваться – остались в оккупации. Когда фронт пришел в движение, немцы всех повыгоняли из домов и потянули по всему белому свету к Октябрьскому району. Сначала шли пешком, а уже в лагерь привезли на машинах ночью. Снега было мало, днем он таял, а ночью замерзал, потом опять таял – всюду была грязь, в которую нас и покидали. Мама с бабушкой на этой болотине нашли купину, уложили нас, четырех детей: брата Георгия (мы его всегда Жорой звали), сестру Нину, двоюродного брата Петра, меня. Накрыться было нечем – ничего с собой из вещей из дома не взяли…
…Это сейчас чуть заболела голова или подскочила температура, мы тут же хватаем таблетки, а тогда просто лежали, как бревна, в тифозном жару и смотрели в небо. Как птичка кормит своих птенцов, так и мама насобирает снега, растопит в руках и старается, чтобы хоть какая-то капля нам в рот попала. Мама с бабушкой, наверное, за всё время ни разу не присели: когда шел снег, они старались нас укрыть от него еловыми ветками, постоянно их отряхивая».
Материнский инстинкт, мамина любовь были сильнее естественного желания спасти свою собственную жизнь, издевательств и мучений.
«Ни еды, ни воды, кругом полураздетые люди. Говорю, что лежали, как бревна, потому что люди через нас просто перешагивали, и не мы одни были в таком положении, – продолжает, с трудом сдерживая слезы, Татьяна Антоновна. – Однажды привезли хлеб, так кидали его как собакам. Одной женщине буханка попала в голову, и она уже больше не встала… Да и хлеб был специально тифом зараженный. Мама нашла мертвого ребенка – папиной племянницы девочку. Попросила нас хоть руками накопать сколько можно глины, чтобы закрыть ей глаза, чтобы вороны не выедали. Но птиц это не останавливало».
«Какой ценой завоевано счастье…»
«Лагерь был обтянут колючей проволокой, кругом мины. Когда пришли наши, то проделали в одном из мест дыру, организовали узкую тропинку, – вспоминает Татьяна Антоновна. – Солдатики все время нас просили: «Миленькие, родненькие, сестры, братья, не делайте ни одного шага в сторону – только по тропинке!». Так мы гуськом, голые и босые, вышли оттуда. Обессиленных тут же клали на подводы, кто мог, то шел своим ходом до Озаричей. А кто и там остался… Нас в итоге отвезли в военный госпиталь в Речице на лечение.
Возвращались домой – сначала бабушка попросила машиниста поезда, и нас довезли до Василевичей. До Калинковичей шли пешком, заболел брат Петр. Добрые люди предлагали его оставить до конца войны, но мама не согласилась. Дошли до Антоновки – там нас приютила добрая женщина. У нее было четверо детей, да нас шестеро – ну так на полу уже спали. Днем тихо, а ночью немцы бомбили Калинковичи – крупная станция. Узнали, что освободили нашу деревню, и тронулись в путь. Подходили к родной деревне, навстречу вышла мамина сестра – до сих пор пытаюсь понять, как она узнала о нашем возвращении.
После войны жилось тяжело и голодно. Работали в колхозе всей семьей. Папа пришел с войны инвалидом – проблемы с левой рукой. В лесу собирали ягоды и грибы, в реке ловили раков, чтобы прокормиться. В одном из походов в лес бабушка подорвалась на мине. Она добралась до деревни вся в крови и тут же умерла.
В нашей хате жили четыре семьи – можете сейчас себе такую поддержку друг друга представить? Жили бедно, но дружно и уважительно, может, потому что с детства работали. Я начинала с сельского хозяйства, потом было швейное производство, трикотажная фабрика имени Крупской. Секрет был простой: хочешь хорошо жить – надо работать.
…Сегодня то болото в Озаричах ушло вглубь: там, где раньше люди ходили по воде, уже сухо. Сосны по краю болота выросли и окрепли, а в глубине так и остались такие же тоненькие.
Я никому никогда не пожелаю пережить то, через что прошли мы. Обидно сегодня видеть, когда люди не ценят сегодняшнюю спокойную жизнь, мир, дружбу. Берегите мир!».
Эхо прошедшей войны
…Будете ехать в Минск или возвращаться из столицы, не пожалейте времени – сверните в Озаричах на главную улицу под названием Октябрьская (трасса Р34), и она напрямую приведет вас к местам тех трагических событий. Лагерь просуществовал только 10 дней, но для тысяч узников они оказались вечностью – средняя продолжительность жизни людей там составляла трое суток.
«Сделайте так, чтобы каждый солдат узнал об этих лагерях, выберите представителей от полков и пошлите их туда. Это будет лучше любой политбеседы…» – таким было поручение генерала армии Константина Рокоссовского.
Жертвенный подвиг узников Озаричских концлагерей тоже приближал нашу Победу.
Заказать коллективную экскурсию можно по телефонам:
(802345) 3-62-12 («Мемориальный комплекс узникам Озаричского лагеря смерти»),
+375(2345) 3-13-60, +375(2345) 3-13-61 (ГУК «Калинковичский краеведческий музей»).
Дмитрий КУЛИК. Фото автора и Ольги АРДАШЕВОЙ.
