Она одна из тех, кто, можно сказать, стоял у «истоков» тринадцатой школы.
«Наверное, я могла бы состояться в любой профессии. Но работа учителя позволяет быть в постоянном поиске, и это делает меня счастливой», – говорит учитель русского языка и литературы средней школы
№ 13 Лариса Евгеньевна Пашковская.
О мудрости, приходящей с годами, учительском авторитете и ученическом прагматизме, о нормах русского языка и книгах, которые читают дети, мы побеседовали с одним из опытных учителей-филологов нашего города.
– Лариса Евгеньевна, как вы пришли в профессию учителя?
– В детстве я мечтала о другой профессии: очень хотела стать художником-модельером. Но в нашем городе тогда не было художественной школы, занятия в которой позволили бы мне подготовиться к поступлению. И мечта осталась мечтой. Но я во всем подражала своей тете, Наталье Николаевне Беловой, сейчас заместителю директора СШ № 1. По ее стопам я пошла учиться на филфак. Как оказалось, не прогадала: четыре года в институте я занималась тем, что любила больше всего на свете – читала.
Я училась в Мозырском государственном педагогическом институте им. Н. К. Крупской, получила диплом с отличием.
Парадокс: когда на первом курсе меня встретил мой школьный учитель математики, он сказал: «Поздравляю! Конечно, на физмате?» На что я ответила: «Большое спасибо! На филфаке». Учитель был очень удивлен, так как считал меня хорошим математиком. Но я и филолог, и математик.
– Сложно ли было тогда, в ваше студенчество, учиться в институте?
– Нет, мне было учиться интересно, и трудностей особых не испытывала. При желании и усердии можно одолеть абсолютно все.
Сложнее ли было учиться «тогда»?
Мне нелегко судить, я давно не общалась с преподавателями нашего университета. Но в 80-е годы у нас был очень интересный преподавательский состав. Я помню Михаила Афанасьевича Палкина, Юрия Дмитриевича Нестерова, Виталия Степановича Сидорца, Любовь Николаевну Боженко – это были требовательные, компетентные педагоги, их лекции были содержательны, не оставляли равнодушными, стимулировали наш познавательный интерес. У Михаила Афанасьевича я писала дипломную работу «Романтические тенденции в ранней лирике А. С. Пушкина». До сих пор помню.
– Какими были ваши первые уроки?
– Сразу после окончания института, в 1984 году, пришла работать в среднюю школу № 11. Мне достался 4 класс (сейчас это был бы пятый). Несмотря на свой «юный» возраст, ребята были очень самостоятельными, требовательными, креативными, и мне приходилось зарабатывать у них авторитет. Было непросто. Но вместе мы взрос- лели, мудрели семь лет: пять из них в одиннадцатой школе, затем с «самым лучшим в мире классом» перешли в открывшуюся в 1989 году СШ № 13. Тогда это был уже десятый класс. Мои ребята – первый выпуск не только мой, но и нашей школы. С гордостью и радостью говорю, что в большинстве своем они состоялись: кто-то занимает высокую должность, кто-то заботливый отец или любящая мама, а кто-то реализовал себя и в профессии, и в семье. Они хорошие люди и надежные друзья. Это самое главное. Почти 30 лет прошло после окончания школы, а мы до сих пор встречаемся, созваниваемся, не теряем друг друга. Я очень дорожу этими отношениями.
– Вы строгий учитель?
– Достаточно долго я была не просто строгой – строжайшей, с набором непреложных правил, которые нужно было соблюдать неукоснительно. Но с годами, когда обретаешь мудрость, осознаешь, что можно достичь результата не только прямолинейностью. Многих юных можно назвать умными, однако ум и мудрость – немного разные вещи. Я бы сказала, мудрость – это глубокий ум, опирающийся на жизненный опыт. С возрастом приходит понимание того, что в жизни очень мало только черного или только белого (одних оттенков серого, говорят, пятьдесят), истина в подавляющем большинстве случаев где-то посередине. Иногда окольный путь приводит к результату намного быстрее, с меньшими потерями, нежели конфронтация. Поэтому я стала мягче.
– Как вы строите взаимодействие с детьми?
– Тридцать лет назад кто-то из моих учеников принес плакат с изображением расчески с просветами между зубьями в виде силуэтов «для тира» и надписью «Всех под одну гребенку». Это впечатлило, вызвало легкую досаду, но заставило задуматься, в чем-то изменить подход к работе. Поэтому стремлюсь учить, развивать, воспитывать, сохраняя при этом индивидуальность и здоровье учащихся. Считаю, что у каждого ребенка должен быть выбор, ориентируюсь на личность каждого и, как любая женщина, следую своей интуиции.
– А проблема дисциплины в классе бывает актуальной?
– Если честно, сложно представить, чтобы у меня шумели «несанкционированно». Хотя иногда можем пошуметь вместе. Можем и посмеяться, пошутить. Со временем поняла, что ситуация, когда на занятии слышно, как муха летит, не мой вариант. На уроке литературы необходимо видеть и чувствовать живую реакцию ребенка. А если он сидит и боится вздохнуть, то понятно, что результата не будет, и я не смогу построить диалог, не добьюсь того, к чему стремлюсь, не реализую основную функцию литературы – воспитательную. Ведь цель литературы, по словам А. М. Горького, «помогать человеку понимать самого себя, поднять его веру в себя и развить в нем стремление к истине».
По натуре я ироничный человек, и меня радует, когда вижу, что даже в пятом классе есть дети, не только способные понимать и чувствовать подтекст, но и умеющие подтрунивать – не только над другими, но и над самим собой, это самое трудное. Как говорил Антуан де Сент-Экзюпери, «себя судить куда труднее, чем других; если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр».
В самом начале учительской карьеры зачастую бывало непросто признавать свои ошибки.
Сейчас абсолютно не сложно и не стыдно это делать. Я говорю детям большое спасибо, если они заметили мою «очепятку», более того, порой допускаю это намеренно: «тренирую» наблюдательность и готовность подстраховать, прийти на помощь. Я говорю им спасибо и за их ошибки, если таковые позволяют мне обратить внимание на какой-то вопрос, вызывающий у них затруднения и не замеченный мной. Ошибаемся мы все. Мне нравится выражение «Ошибка – это не трагедия, а повод сделать в следующий раз лучше». Я не стесняюсь учиться.
– Бывает, дети, и даже взрослые говорят: «Зачем писать без ошибок? И так все понятно!» Как бы вы ответили на этот вопрос?
– Дело в том, что в школе мы изучаем не просто русский язык, а язык литературный, нормированный, который строится по определенным правилам, – и это не случайно. Когда говорят, зачем нужны правила, я привожу в пример слово, где неправильное написание ведет к искажению смысла. Например, можно ли написать слово «телефон» с буквой «И»? Телефон – это коммуникатор, а телифон – разновидность паучка, бесхвостый скорпион. Для того чтобы мы понимали друг друга, речь должна быть нормированной, то есть в ней должны соблюдаться правила.
Если этого недостаточно, напоминаю любимую фразу из мультика: «Казнить нельзя помиловать». Для чего нам норма пунктуационная? Иногда – чтобы выжить. Современный ребенок прагматичен, он должен видеть, что школьные знания необходимы в жизни. Образование дает возможность поступить в вуз, получить престижную профессию, занять положение в обществе. Не вызывает сомнения и тот факт, что образованный человек обладает грамотной речью. Я постоянно говорю учащимся о том, что взаимосвязь между речью и мышлением прямая. Человек с неразвитой речью, как правило, не умеет мыслить. Человек, не умеющий мыслить, как правило, не обладает и грамотной речью.
– Дети сейчас неграмотные?
– Они разные. В большинстве своем такие же, как наше время – узконаправленные: могут быть очень продвинутыми в одной области, а в других отставать. В чем состояло основное достоинство советского образования, которое и я в свое время получила? В высокой мотивированности учащихся, уважении общества к образованию, уважении к труду учителя. Мы обладали достаточно глубокими и прочными знаниями во всех областях: знали и математику, и физику, и химию, могли свободно говорить об исторических событиях, о произведениях литературы и искусства и их героях, грамотно писали. Сейчас же старшеклассник уделяет максимум внимания трем предметам, по которым он будет сдавать ЦТ.
Дисциплины «за списком» – для приличного аттестата. Время сейчас такое: обилие информации, ее усложнение, не всегда удачные учебники, которыми мы сейчас пользуемся, ведет к тому, что ребенок в чем-то прибавляет, а в чем-то теряет.
– А читают ли школьники?
– Читают. И здесь не без прелестей учительской профессии: ни дня без сюрпризов. «Сильный» класс может прийти неподготовленным, а «середнячки», наоборот, порадуют. Сейчас мы с девятиклассниками изучаем комедию Фонвизина «Недоросль», и ребятам очень нравится. Возможно, потому, что герою 16 лет, почти ровесник. Наконец-то они узнали, откуда взялась знаменитая фраза «Не хочу учиться, а хочу жениться», и очень счастливы. После просмотра экранизации даже задумались над «переозвучиванием» некоторых сцен.
Есть ребята, которых убедить прочитать программное произведение достаточно сложно. И вместе с тем они тратят немалые деньги, покупая свои любимые книги.
За рамками программы читают единицы и в основном то, что им по душе.
В пору моего детства и юности главным украшением любой квартиры был стеллаж с книгами.
А сейчас, увы, если книги и есть в квартире, то это какое-нибудь легкое чтиво для заполнения свободного времени. Наверное, это беда всего времени – недочтение. Увы, забываем мы о том, что классика, в отличие от бульварной литературы, заставит работать и голову, и сердце, вооружит инструментарием для жизни.
Книга научит строить отношения, поможет одухотворить жизнь святым духом красоты и надежды. Ведь дождалась же чуда Ассоль!
– Назовите три свои любимые книги.
– «Мастер и Маргарита» Булгакова. Для меня это любимое произведение. Аналогов не было, нет, и, я думаю, не будет. Жанр романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» уникален. В нем своеобразно сочетаются фантастика и реальность, лирика и сатира, история и миф. Булгакову удалось соединить в органическое целое различные жанровые формы и создать вечный роман о добре и зле, о совести и раскаянии, о прощении и милосердии, о любви и творчестве, об истине и смысле жизни. Как и в любом значительном произведении, в романе «Мастер и Маргарита» много смыслов. Эту книгу можно открывать на любой странице – и …
Я люблю… Нет, слишком «громко». Мне нравится Лермонтов.
Не Пушкин. Для меня Пушкин, может быть, слишком добр, потому что перманентно был счастлив, как бывает счастлив тот, кто умеет каждый день находить мельчайшие позитивные срезы в каж-дом прожитом мгновении. Он реалист. Лермонтов другой: романтик, борец, поэт мысли, протестующий и страдающий, с израненной и чуткой душой.
Если Пушкин – солнце русской поэзии, то Лермонтова я бы назвала луной. Он такой же одинокий, печальный, загадочный, манящий. Мне близко мироощущение Лермонтова, импонирует его ироничность.
А третья… Даже, наверное, не скажу. В разные моменты своей жизни в каждом произведении любого автора мы находим то, что нам интересно и важно. Более того, после 50 лет я по-новому «открываю» для себя литературу. Работа любого учителя-предметника в школе циклична: берем пятиклассников – выпускаем одиннадцатиклассников. Каждые семь лет мы перечитываем произведения. Именно на этом, последнем цикле я сделала для себя удивительное открытие: читанные- перечитанные вдоль и поперек знакомые творения открываются для меня с неожиданной стороны, словно распахивают душу, без утайки делятся самым сокровенным. Сейчас я совершенно по-другому, например, читаю «Парадокс» Короленко, вижу, сколько там глубины, боли, сострадания, оптимизма и надежды, которых я, возможно, раньше не замечала.
Теперь мне мало просто учить ребят литературе, хочу, чтобы они ее «чувствовали», хочу делиться с ними своими находками.
Во втором моем выпуске, 1999 года, у меня был ученик, спортсмен-борец. Часто на соревнованиях, на сборах… Спустя пару лет после выпуска он встречает меня и говорит: «Не поверите: перечитываю «Войну и мир». Я отвечаю: «Меня уже радует, что однажды ты ее читал. А что перечитываешь – неудивительно: это произведение на все века и времена. В нем ты можешь найти ответы на все вопросы, которые волнуют тебя».
– Не жалеете ли вы, что стали учителем?
– Наверное, каждый человек хоть иногда, но сомневается в выбранном пути. Иногда мы досадуем, рефлексируем, ропщем, мол, где была моя голова? Но в другой профессии я себя не представляю. Я бы просто покрылась плесенью, закисла.
Я из того поколения, которое, как сейчас любят говорить, «сделано в СССР», и, наверное, в любом деле достигла бы успеха. Но учитель – это профессия, которая заставляет постоянно держать себя в тонусе, не дает успокаиваться, останавливаться. Ты, учитель, у доски – на тебя смотрят как минимум двадцать пять пар глаз. Они замечают и оценивают все, даже цвет маникюра. Как-то на перемене, чем то озабоченная или озадаченная, едва поздоровавшись, я вошла в класс и сразу «погрузилась» в бумаги. Тут же встревоженные ребята подбежали ко мне с вопросом, что случилось. Увидев мое недоумение, они объяснили, что, оказывается, я просто не улыбнулась. Вот так каждый день я чувствую себя как на сцене, только вместо света рампы – детские глаза. Иногда говорю своим ученикам, что Алла Борисовна Пугачева за жизнь не раздала столько автографов, сколько учитель, выставляя отметки в дневники.
Не устаю повторять ребятам: «Жить стоит для того, чтобы узнавать новое. О себе. О людях. О мире. Узнавать, открывать и делиться своими «обретениями» с другими».
Все это дает учительская профессия: позволяет не успокаиваться, быть в постоянном поиске. Я думаю, это просто счастье, если твои склонности, характер, темперамент, совпадают с тем, что даруют тебе жизнь и судьба. Мне с этим повезло.
Записала Елена МЕЛЬЧЕНКО.
Фото из личного архива
героини материала.
